Я вижу насквозь класс рабочих и крестьян, Бездушную их огрубелость тела. Вы думаете, глупость – их изъян? Нет, в этом их неподражаемая смелость.
Их жалко. Вот уж истинный изъян, Ошибка родовых аристократов. По этой лестнице из грязи да в князья Взлетает их, увы, немаловато.
Нас восхищает их готовность услужить, Вину испытываем, если раздраженье В нас вызывает их лихая прыть, И лёгкость в изменении суждений.
У них слова всегда в разрез делам, Да только их не стерегут в психушках. Больница – это, видимо, тюрьма, Для тех, кто всё-таки имеет душу.
Больной душевно – это не ново Для слоя родовых аристократов. Но психика больная у того, Кто лечит Душу, привязав к кровати.
Конечно же, особенно в совке, Они являли скрытую опасность: Когда страна готовилась к войне, Они во всё всегда вносили ясность.
Забвенью предавать позор страны, Когда не сотни звезд, а серп и молот, Да красный свет всего одной звезды В нас вызывал благоговейный холод!
«Мы в этот год собрали тракторов В два раза больше, чем успели в прошлом!». И как же трактористам повезло – На каждого три трактора и больше!
Гектары плодороднейших земель Покоятся на дне водохранилищ. Мы научились не считать потерь. Мы всей страною этому учились.
Причем, что тоже правильно вполне, Кавказ и Азия, не то, что Украина, Все говорят на русском языке, Начавши с фразы: «Мы непобедимы».
Конечно, победить такой маразм Рассудку здравому – задача не из лёгких. Империя великая у нас, И все колонии молились ей как Богу.
Интеллигенты слушали крестьян, Не прерывая. Глупость было жаль им? А то ли, что потомкам обезьян (Они себя так сами называли)
Неровен час, взбредёт ещё чего. Их логика разумным непонятна. А в бешенстве животное страшно. Их в зоопарк вернуть бы как-то надо.
Учебники отнюдь не прячут факт, Что ядерных в Земле боеприпасов Взорвать планету хватит на ура, Но пролетарии ходили в школу разве?
Их сон-реприза – это вся страна, Упавшая пред ними на колени. Это – дворянин ночью у станка, Это – крестьянин в властном исступленьи
Правителя, хозяина страны, Решает, например, бороться с ленью. Нет, не своей, конечно, есть рабы – Интеллигенты в третьем поколеньи.
Всего вчера оставивши соху, Переписать надумал он законы. Ошибки правит кандидат наук: Крестьяне с грамотою не знакомы.
Зачем нам Бог? Стереть с лица Земли Все церкви, расстрелять богоугодных. Святыни ещё Киевской Руси, Священников, и в смерти благородных,
Тихонько воспевали у костра, Чтоб, не дай Бог, партийный не услышал, Те, кого скрытая туманами гора Манила к восхождению и выше.
Те, кто в студенческих общагах «Котлован» Взахлёб читали, пряча под подушки, «Научный коммунизм» - в зачетке два: Наука жить коммуной ранит душу.
Сознание, что выдадут диплом Тем, кто сумеет рассказать красивой, Как первобытным людям повезло: Все общее – пещера неделима.
Тархун из общего стакана – благодать. Ещё чуть-чуть, совсем не будет денег! Конечно, их не будет никогда, Если решить, к примеру, в понедельник
Переместить какой-нибудь завод В недельный срок из Харькова в Хабаровск. Там населенье чахнет без работ, А безработица законом запрещалась.
Представьте! Конституция страны Всем гарантировала даже счастье. И не в Париж бежать бы, а в суды, Поэту, с заявлением: «несчастлив».
Мне больно видеть нищих стариков. У молодости есть ещё надежда. А что осталось жертвам тех эпох? Да Бог с ней, с пенсией, лекарствами, одеждой:
Из ВЕРА предана, их души сожжены, Таких с рукой по площадям не встретишь. Там милостыню просят их сыны, В традициях воспитаны советских.
Страна, моя безликая страна. Базар-вокзал. Мы все бежим на рынок. Труд, капитал, земля – им грош цена В руках самоуверенных кретинов.
В театры снова не купить билет: Реинкарнация культуры сельсовета. Искусством окрестить убогий бред Массовки, что с эстрадой близко где-то?
Вот пианист, такт держит, что часы. Да только Бах преобразился в корне. Его прелюдия напомнила весы: Три состояния – тихонько, громко, норма.
Что тут смешного? Честно?
Ничего.
Убогость масс – это скорее страшно. Нам просто, как всегда, неповезло - В потоке быть корабликом бумажным.
Мы – дети. Слишком рано повзрослев, Рубцы души счета ведут потерям. В неравной и бессмысленной борьбе, С умением исконно русским – верить.
Конечно же, мы истинно горды Своим национальным колоритом. Мы при царе писали про балы. О равенстве – плебейские пииты…
Что принесет нам двадцать первый век? Родной страны язык – мне иностранный. И жалкий образ нравственных калек, Донцовой увлеченных – мне печален.
Да, я несчастлива: мне опротивел труд. Я из рядов тех самых тунеядцев, Которым в души граждане плюют, А нам в ответ лишь хочется смеяться.
Да, ВЕРЮ: непременно доживу, Когда в дворце готического стиля Я беззаботно преклоню главу На бархат, растворившись в этом мире.
Я ВЕРЮ, что с покорностью слуги, Ко мне во сне явится провиденье. Оно избавит душу от тоски, Сорвав налет общественного мненья.
Я ВЕРУЮ, что недалёк тот час, Когда заблещет свет в конце туннеля, Когда я встречу среди серых масс Родных мне душ. Их будет много. ВЕРЮ.
|